Мирзо Турсунзаде

Хасан-Арбакеш

«Эй, расступись!Посторонись, народ!
Лепешечник, побереги бока.
А ну, варзобец на вязанке дров,
Прочь убери с дороги ишака!»
Вот так, на весь базар крича с коня,
Надменно возвышаясь над толпой ,
Прохожих на две стороны тесня,
Хасан загромыхал своей арбой.
Он ехал мимо чайных и ларьков
По жидкой грязи уличек кривых.
Дымился на лотках горячий плов,
Жестянщики гремели в мастерских.
С реки возил он камень день за днем,
Где — обносить оградами сады,
Где — улицу мостить, где — ставить до:
И для другой строительной нужды.
Арба кокандская, породист конь,
Бубенчики на шее у коня...
Уж очень наш аробщик гром и звон
Любил в разгаре трудового дня.
В ту пору наш далекий Душанбе
Был местом малолюдным и глухим,
Но уж повеяла в его судьбе
Большая жизнь дыханием своим.

Еще неволи многовековой
На всем читались горькие следы.
Кругом — пустыня, исступленный зной
Сжигал поля, лишенные воды.
Л милосердную давали тень
Столетние чинары кое-где,
Их полусонный шелест в жаркий день
Напоминал о льющейся воде...
В суровое то время человек
Спокойного мгновения не знал,
Ни днем, ни ночью не смыкая век,
Он от тревог забвения не знал.
Еще врагу не вырвали когтей —
Чем обреченней был он, тем лютей.
Еще в мечетях голос темных сил
Лгал и обманывал простых людей.
Но коммунисты правили страной,
С оружием в руках, с пером в руках,
В заботах о судьбе земли родной
И о рабах вчерашних — бедняках,
Горя желаньем нищую страну
Цветущей сделать, повести вперед,
Томящийся у темноты в плену
Освободить измученный народ.
Я рос в детдоме. Много нас тогда
Там было — обездоленных ребят.
Из нас — сирот таджикских — в те года
Был создан первый пионеротряд.
И власть Советов вырастила нас,
Великое грядущее творя...
В то время имя «Ленин» в первый раз
Прочли мы на страницах букваря.
Впервые в том детдоме прозвенел
В стране таджиков пионерский горн,
И прозвучал впервые, в тишине,
Наш барабан на склонах ближних гор.

Мы полюбили с отроческих лет
Столицу нашу — старый Дюшамбе.
Руками, кровью с юношеских лет
Участвовали мы в ее судьбе.
...Мы выводили город на простор
Из грязи, из развалин, из земли.
Мы каждый для жилья пригодный двор
Трудом своим в порядок привели.
И где дворцы красуются сейчас,
Там камень первый заложили мы
С тех дней, как партия учила нас,
Сил не щадя, стране служили мы.
И — безымянное — из темноты
Селенье подымалось к бытию,
Бросая зерна первые мечты
На почву истощенную свою.

...Из уличек, где лица сумрак стер,
Донесся топот, ржанье лошадей.
В сырых потемках огласился двор
Тележным скрипом, криками людей.
Кончались дни последних холодов.
Лил ливень, мокрый снег валил валом,
Казалось, стены глиняных домов
Размокли и разбухли под дождем.
В густой грязи, текущей как поток,
Ослы тонули. День от стужи дрог.
И люди навзничь падали, скользя,
В арыки на обочинах дорог.
Колеса арб огромных к облакам
Кидали комья грязи. Эта грязь
В своем паденье на спины коням,
На плечи норовила нам попасть.
Хасан последним на арбе своей
Подъехал к караван-сараю, злой.
«Эй, где хозяин? Ячменя скорей Давай коню!»
«Несу, мой дорогой!»
«Что за несчастный день! И человек
И конь чуть живы... Ноги не идут!
С рассвета до ночи все дождь да нег
Заладили и не перестают!..»
Аробщиков усталых болтовня
Заметно оживлялась у костра.
И озарялись в отблесках огня
Столбы навеса в глубине двора.
И вот уже забулькал, зашипел
Большой кувшин чугунный на углях,
И чувства ободрил, и кровь согрел
Зеленый чай в широких пиалах.
Щипал глаза раскуренный чилим '
Хасану, молча севшему в углу.
Старик аробщик, разливавший им,
Дымящуюся подал пиалу.
И, поднеся, сказал с улыбкой:«Пей
Во здравье, одинокая душа!
От мира ты далек и от людей...
Жизнь в одиночку, видно, хороша?
Ты, парень, все же отличать учись
Врага от друга. А зазнайство брось!
Будь человеком ты, за нас держись,
Не то пойдешь по жизни вкривь и вкос
Мы тоже ведь аробщики, а вот
Живем, как братья, в дружбе... оттого,-
Ты помни! — если черный день придет,
Мы — как один, мы — все за одного.
Работа всем найдется, братец мой,
А друга во сто раз найти трудней,
Живи, как мы живем,— одной судьбой!
Пора бы стать, сыночек, поумней!»
Другой, куривший лежа у костра, Сказал:
«Пустая речь у вас зашла!
Ты от него, отец, не жди добра,
А разговор напрасный — груз осла.
«Теленок за коровой сам бежит» —
Пословица хорошая... А он —
Молокосос — на нас и не глядит!..
Не видел горя, жизнью не учен!
Решил, видать,— по малому уму,—
Что хватит только двух его колес
На весь Гиссар. И кажется ему,
Что роза он поверх корзины роз!
Эй, паренек, опомнись! Вынь скорей
Надменности затычку из ушей!
Подумай, чтоб не каяться потом,
Пока не поздно, слушайся друзей!»
«Пока не поздно, ты свой рот закрой,—
Сказал Хасан.— Меня ты не порочь!
Что сделал я? Хлеб, что ли, отнял твой
Или сказал твоей собаке: «Прочь»?
Своим умом, без помощи твоей
Сам обойдусь я на своем веку.
А конь мой — всем бы вам таких коне!
Какого бог послал мне, бедняку!
Средь ваших кляч — по силе и красе —
Нет пары для красавца моего!
Да ваши лошади не стоят все
Копыта благородного его!»